Левицкий А. А.: Образ воды у Державина и образ поэта. Страница 5

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

Тот же мотив еще более недвусмысленно выражен в "Водомете", присоединенном к АП позднее, в котором невозможно отделить образ водомета от эротических фантазий поэта:

Не о схожем ли образе водомета думал за 30 лет до этих стихов молодой Державин, когда он, посетив в 1771 г. Петергоф, в котором "вина живет блаженств, Екатерина" (3, 195),²не упустил случая выразить своего восхищения:

Во всяком случае, воды именно "бьют меж перл", когда он описывает любовь Павла к Наталии через два года, или "водометно свыше сыплят росу", когда он выражает свою любовь к Наталии Алексеевне Колтовской, по предположению Я. К. Грота (2, 442-443 и 457-458).

Очевидно, словосочетание "поить водой стихотворства" в последнем стихе "Ключа" Державина является более сложным обыгрыванием смысла Горация, чем представлялось раньше: с одной стороны, оно намекает на надежду автора приобщиться к "священному Гребеневскому ключу", как причащаются христиане вином; с другой стороны, оно связывает образ автора (бывшего "жителя реки Ра"), "сгорающего стихотворства страстью", с образом старца (вероятно, Хроноса) в "тени развесистых древес". Со временем образ трезвой старости совместится в сознании поэта с образами опьянения от "страсти" любви, так же восходящими к "трезвому пиянству" Тредиаковского.³

Однако в образы-олицетворения источников вод и рек у Державина внедряются наряду с динамикой любовных тем и ощущения недвижимости, статичности. У него не только практически все старцы ключей и рек связаны с урнами, гранитом и скалами, но и его знаменитый водопад представлен как недвижимая гора:

Отметим, что в этой вводной строфе местоимения и имена существительные, связанные с незыблемостью, значительно превышают состояния текучести (т. е такие понятия, как "алмазна гора, скалами, жемчугу бездна и сребра, буграми, холм стоит" преобладают над эквивалентами понятий воды "кипит внизу, бьет вверх" и "брызгов"). В восьмой строфе этот образ сопрягается с образом сидящего старца ("Я вижу — некий муж седой / склонился на руку главой"). Статичность старца в облачении героя⁴подчеркнута тем, что автор использует целую строфу, для того чтобы связать наклон головы седого мужа в восьмой строфе с глаголом "сидит", с которого начинается десятая, мотивирующая появление этого образа:

В последующих строфах, особенно в 12-й в стихе "Не слышим ли в бою часов / Глас смерти, двери скрып подземной", даны образы, близкие к тем, которые были впервые представлены поэтом в оде "На смерть князя Мещерского" (1779). Мы уже касались ее философского подтекста,⁵но обратим здесь внимание на роль "звука", также роднящую последнюю с "Водопадом" и подчеркнуто выраженную в первых стихах оды:

В редакции 1783 г. Державин заменил третий стих стихом "Зовет меня, зовет твой стон", ставшим впоследствии нормативным при воспроизведении текста. Я. К. Грот это место комментирует следующим образом: "Здесь поэт обращается не к погребальному звону колокола, как некоторые думают, а к бою часов. Иначе выражения глагол времен и твой стон приближает меня к гробу не имели бы основания. Словом стон Державин не в одном этом месте означает звук хода часов" (1, 57-58). Далее Я. К. Грот приводит примеры из стихотворений "На выздоровление Мецената" и "Водопад", как бы подтверждающие ход его мысли, и заканчивает утверждением, что "эту мысль о значении боя часов заронило в душу Державина чтение Юнговых Ночей", представляя читателям старинный перевод надлежащего места, в котором, однако, упомянуты не только часы, но и "язык колокола". Так ли ощущал значение звука Державин? Отметим, что звукопись начальных стихов находится в непосредственной близости к самодовлеющему образу смерти, появляющемуся в шестом стихе первой строфы ("Уже зубами Смерть скрежещет") и настолько грандиозному, что автору понадобится еще целых три строфы, чтобы его окончить опять-таки на звуковой реминисценции в четвертой строфе ("Ея и громы не быстрее / Слетают к гордым вершинам"). Если судить по семантике стиха, начальный импульс слов "глагол времен" ближе к "удару судеб", заканчивающему оду, чем просто к механическому бою часов, который ему подчинен Не менее важно, однако, что понятие "звука времени" также сопряжено с уже знакомым нам понятием о "текучести времени", связанного с топосом воды в последних стихах второй строфы:

¹АП86 С. 121.
²Так он завершает это стихотворение в более поздней редакции.
³Удивительно, насколько этот оксюморон о вдохновении, о котором радеет Державин в конце своего стихотворения "Ключ", выражает суть эстетики самого Державина, связанной с символикой "текучести".
⁴Его мы также встречаем на заставке к "Ключу", воспроизведенной по рукописи в кн. Державин Г. Р. Стихотворения Л., 1957 Между с. 176 и 177.
⁵Как мы уже отметили, Державин, который в то время сильно увлекался Горацием не без содействия целого круга близких ему в это время друзей Львова, Капниста, Муравьева и т д , начал увлекаться и другими поэтами этого времени. В связи с разработкой новых тем он быстро вырос сам и как поэт и как мыслитель. Как и на примере осмысления "Ключа" Горация, в этом стихотворении Державин также дает новое толкование первоисточнику, который явно послужил отправным пунктом при создании этой блестящей оды, — поэме Э. Юнга "The Complaint, or Nignt Thoughts on Life, Death and Immortality", или, вернее, переводу A. M. Кутузова "Юнговы нощи", который стал доступен русскому читателю в 1778 г. Уже И. 3. Серман показал, насколько Державин отходит от назиданий Юнга, особенно в последней строфе (см. Серман И. 3. Гаврила Романович Державин, Л., 1967 С. 44).
⁶Привожу по Гроту (1, 54-56), но с учетом первоначальной редакции.

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7

«250-летие со дня рождения Г.Р. Державина»

Автограф Г.Р. Державина. «Песнь на смерть Плениры»

Черновик поэта Г.Р. Державина