Фролов Г. А.: Ода Г. Р. Державина "Бог" в немецком литературном контексте (источники, переводы). Страница 1
1 - 2
В творчестве Г. Р. Державина и в истории русской литературы ода "Бог" занимает особое место не только потому, что это "первое русское произведение, которое стало достоянием всего мира" (Я. Грот), "получившее поистине всемирную славу" (В. Западов). Оно принадлежит ей как важной составной части русско-европейского и немецко-русского литературного диалога.
Уже более двух веков существует традиция рассматривать творчество Державина "исключительно в его русской обстановке" (Алексей Веселовский), имеющее связи только с русскими жизненными обстоятельствами и литературными источниками. В своих "Объяснениях темных мест" поэт также говорит лишь о религиозных и житейских импульсах, способствовавших созданию оды. Хотя из его переписки известно, что в это время ("первые строки сей оды положил на бумагу в 1780 году") он занимался переводом клопштоковской "Мессиады", в "Санкт-Петербургском вестнике" прочитал прозаический перевод "Вечности" Галлера и пытался переложить его в стихотворную форму. Знаменитый биограф и исследователь творчества Державина Я. Грот вслед за поэтом решительно отвергает какое-либо "сродство" между державинской одой и "Величием Божием" Брокеса, "Богом" Гердера. Отдаленную перекличку русского "Бога" он обнаруживает с "Вечностью" Галлера, с "Мессией" Клопштока, но характеризует ее как "бессознательные заимствования или невольные воспоминания, которые есть у всех поэтов" [Грот 1883: 350].
Исследователи Германии рассматривают оду "Бог" исключительно в рамках немецкого влияния на творчество русского поэта. В. Буш, Г. Розендаль утверждают, что не только в малозначительных частностях склонялся он к иностранным образцам, но и идейным содержанием, многими смысловыми мотивами своего произведения обязан он Брокесу, Клопштоку и др.
Однако и при отрицании заимствований, и при указании на влияния называются многие немецкие авторы. И если обратиться к конкретному сравнительно-сопоставительному анализу русской и немецких од, то обнаруживается не только "общий предмет и некоторые мысли" (обращение к Богу как к вечному универсальному феномену, которому сопричастен человек), не только "почерпнутое у Галлера, Гагедорна, Клейста религиозное и умозрительное содержание" [Веселовский Алексей 1883:97], но и "приемы писания новой лирики", многочисленные немецкие "реминисценции", подтверждаемые текстуально. Особенно много буквальных совпадений (строчных, лексических) с галлеровским "Несовершенным стихом о Вечности" (не только те, которые приводит в своих "Объяснительных примечаниях" Грот): стихи 67-70, 76-78, 86-96. Прав был А. Веселовский, когда подвел итог своим наблюдениям над фактами немецкого влияния в лирике русского поэта: "Зависимость Державина от западных образцов вообще заходила, кажется, дальше, чем это принято думать" [Веселовский 1883:98].
Немецкие и русские исследователи часто говорят об идейно-философском влиянии на оду "Бог" Ф. Клопштока, религиозную поэму "Мессиада" которого Державин читал в оригинале и переводе, пытался перевести на русский язык. В своем библейском эпосе (1748-1798) немецкий поэт воссоздает монументальный образ Мессии, играющего роль посредника между строгим, всевидящим божеством и "Адама падшим родом". Мир надчеловеческого божественного владычества и мир "грешных людей" разделены; возможность их универсального примирения желанна, но вопросительна. В теологической трактовке немецкого поэта в системе мироздания трудно разглядеть место близорукого, слабого человека с его краткосрочностью земного пути. В эпосе Клопштока человек не претендует на суверенность, он не способен представить божественное начало на земле. В "Мессиаде" еще не актуализирована идея человеческой развернутости и самопроявления, здесь близок или равен богу лишь Мессия, в оде Державина равен богу человек.
В гердеровском "Боге" человек также — "лишь отблеск Твоего сиянья".
По свидетельству автора, ода "Бог" была начата "после пасхальной заутрени в Зимнем дворце", и, таким образом, можно сказать, что первоначальный импульс был религиозным. В первой ее части выражен восторг поэта перед величием "бесконечного пространством бога". Восторженное "Ты" переполняет первые строфы, и лишь в последней строке шестой строфы появляется "Я": "А я перед тобой — ничто".
Строфы от 1780 года, вызванные религиозным переживанием, более явственно перекликаются с немецкими образцами, обращены к "необъятной сфере высоты", к "надзвездному эфиру". ("Первая половина оды "Бог" несколько холодна" [Грот 1883:111]).
Зато как горделиво, свободно звучит первая строка седьмой строфы: "Ничто! — Но ты во мне сияешь". В строфах от 1784 года ("положены на бумагу" во время поездки Державина в западные деревни) не остается и следа от отстраненного восхищения Предвечным. В боге акцентировано созидательное, животворящее начало, увеличена развернутость "божественного владычества" к миру обитания человека. С необыкновенным лирическим подъемом поэт обращается к человеку-творению бога. В отличие от Клопштока, в поэме которого посредником между божеством и "погибшим", "греховным" человеческим родом выступает Мессия, в оде русского поэта эта роль вручена человеку: он "Поставлен... в почтенной средине естества".
Бог есть постольку, поскольку есть человек. Державинское возвышение к богу — это, собственно, возвышение человека. Справедливо замечание немецкого слависта А. Шерра: "Если у Ломоносова бог то, на что человек-творение бога — взирает, ощущая свою малость, то у Державина "я" — равноценная богу величина". Ода Державина смотрит на мир не с теологической, а с человеческой точки зрения.
От немецких образцов, обращенных к "необъятному кругу беспредельности", метафизических и холодных, русская ода отличается как подлинно поэтическое творение. "Даже известнейшие из поэм Галлера, Гердера и др., пишет русский филолог Н. В. Гербель, совершенно чужды поэтического одушевления, в них преобладает суровая сухость, аллегории и дидактика. "Бог" Державина замечателен своим лирическим воодушевлением, искренностью [Гербель 1877:52]. Сравнив оду "Бог" с лучшими произведениями других европейских литератур в том же роде, мы будем невольно поражены ее превосходством со стороны быстроты движения, высоты лиризма и поражающей картинности" [Грот 1880:1032].
1 - 2
 Екатерина Яковлевна Державина |  Г.Р. Державин (И. Пожалостин) |  Портрет Г.Р. Державина (С. Тончи) |