Предисловие
Значение писем, как одного из важнейших материалов биографии и истории, давно оценено во всех литературах. Не много было русских людей, которые бы вели такую обширную и постоянную переписку, как Державин; еще реже бывало, чтобы переписка русского человека в такой степени полноты доходила до потомства. Большая часть переписки Державина сохранилась, и нам казалось тем нужнее издать ее, чем многообразнее были его сношения, чем строже упреки, которым он в недавнее время подвергался как общественный деятель и как частный человек. Переписка его должна или подтвердить эти обвинения, или, по крайней мере отчасти, опровергнуть их. Притом она составляет собрание документов, могущих служить к пополнению и поверке его «Записок».
Хотя многие из печатаемых нами писем, особенно в первом отделе тома, принадлежат к области так называемой официальной переписки; но от этого они не теряют всего своего исторического интереса — во первых, по характеру времени и событий, к которым относятся; во вторых, по характеру самых лиц, которыми писаны. В эпоху пугачевщины люди, участвовавшие в мерах к усмирению мятежа, были до того под влиянием тревожных слухов и страстных треволнений всякого рода, что официальные их письма нередко носят живой отпечаток общего настроения, и даже трудно провести определенную черту между ними и письмами частными.
Не менее живым содержанием отличаются позднейшие письма Державина по его сношениям с генерал-губернаторами олонецким и тамбовским, с которыми он, именно вследствие своей излишней запальчивости, и пришел в столкновение. Таким образом собрание его писем может, кажется, доставить не лишенные интереса черты для общественной истории России конца 18-го и начала 19-го столетия.
Обращаем внимание читателей, между прочим, на письма относящаяся к пугачевщине, во время которой Державин, будучи офицером Преображенского полка, командирован был на Волгу как член Секретной Комиссии; в своей совокупности эти письма представляют довольно полную и выразительную картину, с одной стороны, не всегда удачных мер защитников правительства, а с другой, — явлений бунта в данной местности; историк найдет здесь такие подробности, которые могли бы ускользнуть от него при изучении документов более общего содержания. — В письмах последующих эпох найдутся между прочим биографические известия о некоторых лицах, о коих до сих пор было слишком мало сведений, напр. о Капице (директор Казанской гимназии), о Грибовском, о П.О. Эмине, о Васильеве, о Поспелове (переводчик Тацита), об Антоновском (оба последние были мартинисты) и мн. др.
Обилием доставшейся нам переписки Державина обязаны мы частью тому, что поэт, всегда сам писавший свои письма, по крайней мере начерно, оставлял у себя отпуски их и сберегал все те, которые получал от других частью же и тому, что многие просвещенные лица, по призыву Академии Наук, доставили нам хранившиеся в руках их подлинные письма Державина. С признательностью приводим здесь имена их.
Следующие лица препроводили в наше распоряжение более или менее значительные собрания писем:
- Елена Константиновна Бороздина (впоследствии Корсакова), через посредство Д.В. Поленова;
- Владимир Семенович Корсаков;
- Василий Семенович Капнист;
- Иван Семенович Капнист, при содействии барона Модеста Андреевича Корфа;
- Леонид Леонидович Львов;
- князь Александр Федорович Голицын, через графа Дмитрия Николаевича Блудова;
- Александр Александрович Половцев;
- Петр Яковлевич Гасвицкий, через Карла Карловича Фойхта;
- Дмитрий Дмитриевич Мертваго;
- Петр Иванович Бартенев;
- Михаил Петрович Полуденский;
- Михаил Иванович Семевский;
- Николай Сергеевич Киселев.
Отдельные письма сообщили: Вера Николаевна Воейкова, Николай Иванович Второв, Николай Васильевич Загоскин, Осип Михайлович Ковалевский, барон Дмитрий Оттонович Шспинг, Федор Васильевич Чижов, Григорий Козьмич Репинский, Леонид Михайлович Лобанов, Любовь Аникитична Ярцова и Антон Доминикович Ивановский.
Сверх того в пополнении собрания писем Державина приняли участие и лица, принадлежащие к составу Академии Наук, как-то: граф Федор Петрович Литке, Арист Аристович Куник, Петр Петрович Пекарский, Афанасий Федорович Бычков и Владимир Павлович Безобразов.
Некоторые письма списаны с подлинников, найденных в Государственном архиве; одно заимствовано из архива тамбовского губернского правления; немногие почерпнуты из журналов или газет, где в первый раз были напечатаны.
При таком богатстве скопившейся в наших руках переписки являлась необходимость отделить из нее то, что не только не имеет отношения к биографии или оценке Державина, но даже не представляет интереса для истории или характеристики его времени. Приняв это за общее правило, мы должны были руководствоваться им особенно при выборе писем разных лиц к Державину, и потому устраняли, например, все письма, не содержащие в себе ничего, кроме приветствий, рекомендаций, частных просьб или канцелярских отписок и т.п., тщательно сохраняя с другой стороны все, что не лишено значения для историка и биографа. Позволяем себе думать, что в числе напечатанных нами писем едва ли найдутся темы, которые бы могли быть исключены из этого собрания без ущерба для связи и полноты его.
Для облегчения обзора переписки Державина представлялось удобным разделить ее на эпохи по ходу его службы, так как в каждом отделе являются по большей части новые лица и новые отношения. Такие отделы обозначились отчасти уже и в самых рукописях поэта. Вот они:
I. Эпоха пугачевщины (1773 — 1775).
Источниками для этой части тома служили нам четыре толстые тетради, составленные самим Державиным под следующими заглавиями:
1) Черные мои отпуски по комиссии Пугачева, с собственноручным Примечанием на 1-й стр.: «Здесь малая часть моих черных отпусков находится; ибо в сей экстренной комиссии большей частью прямо набело писаны и отправляемы были, как за неимением при мне писарей, так иногда и для скорых надобностей». В этой тетради между немногими четко и чисто написанными бумагами собраны, впрочем (так же как и в остальных тетрадях) без всякого порядка, набросанные с чрезвычайною поспешностью и местами совершенно неразборчиво рапорты, сообщения, ордера и т.п. Здесь все бумаги писаны рукой самого Державина.
2) Ордера по комиссии бунтовщика Пугачева, с собственноручным на 1-й стр. Примечанием: «В сей книге но ошибке переплетчика не по порядку времени вплетены ордера; итак надлежит, ежели их рассматривать, то смотреть по подписанным числам на нижних краях листов, то есть со дня их отпусков». Это — собрание подлинных предписаний и ответов, полученных Державиным, во время его командировки на Волгу, от начальствовавших лиц: А.П. Бибикова, князя П.М. Голицына, князя Ф.Ф. Щербатова, графа П.И. Панина, П.С. Потемкина, Я.Л. фон-Бранта, П.И. Кречетникова, М.М. Лодыжинского, П.Д. Мансурова и др.
3) Сообщения и рапорты по комиссии Пугачева, — бумаги, писанные к Державину в эту же эпоху равными и подчиненными ему лицами, в том числе двумя его агентами, или, как сам он их называет, — «разведывальщиками», из крестьян, Серебряковым и Герасимовым.
4) Партикулярные письма во время бунта Пугачева, — письма Максимова, Лодыжинского, Иванова, Маврина, Симонова, кн. П.М. Голицына, П.С. Потемкина, Муфеля, Кологривова, Бушуева, Новосильцова и др. Между ними довольно много и немецких писем от лиц, занимавших разные должности когда подлинное письмо — собственноручное.
В 18-м веке грамматическое правописание было большою редкостью: даже из людей высокопоставленных и из тех, которые сами занимались авторством, почти никто не писал без грубых по нынешним понятиям ошибок. Нам казалось бесполезным испестрить целую книгу неверностями, не имеющими значения для внутренней, существенной стороны писем и только затрудняющими без всякой надобности чтение и понимание их. Дипломатическая точность в сохранении правописания может составлять важное условие при воспроизведении памятников старины; но при издании литературных трудов не слишком давнего времени надобность эта условливается только особенными целями.
В предисловии к 1-му тому нашего издания мы уже объяснили, почему не считаем полезным удерживать в печати правописание самого Державина: он в этом деле не руководствовался никакими положительными началами и не усвоил себе какой-нибудь постоянной орфографии. Точно так же странно было бы, например, печатать басни Крылова со всеми ошибками его правописания. Совсем другое дело — орфография таких писателей, которые последовательно основываются в ней на определенных правилах, как например Ломоносова или Карамзина: их сочинения должны быть печатаемы без всяких изменений и с этой чисто внешней стороны. Впрочем, мы не позволяли себе отступать от орфографии подлинных рукописей в тех случаях, когда особенности ее отражаются в самом произношении, и потому печатали например: до сех пор, обстоятельствы, сюды, крайний, карактер, тысяща, оне (вм. они), обоих (вм. обеих), Танбов, Синбирск и т.п. Все немецкие письма Каница напечатаны согласно с правописанием подлинников.
Чтобы читателю легче было находить связь между письмами разных лиц и разного времени, мы постоянно делали ссылки на предыдущие письма, упоминающие о тех же людях или предметах; что же касается до исторических и биографических примечаний, то, имея перед собою еще издание Записок Державина и его биографии, мы только тогда позволяли себе вдаваться в большие подробности, когда были уверены, что нам далее не встретится случая повторять их; сама необходимость сбережения места заставляла нас держаться в этих границах. По таким же соображениям некоторые письма не помещены в тексте, а отнесены, в виде лишь пояснений и притом отрывками, в примечания.
Хотя ссылки под письмами уже дают читателю некоторую нить для ознакомления с упоминаемыми в них обстоятельствами и лицами, однако же мы сочли необходимым, не дожидаясь следующего тома, теперь же приложить к издаваемой переписке подробный алфавитный указатель упоминаемых в ней имен и предметов; к которому присоединяем еще особый список лиц и мест, переписывавшихся с Державиным.
За ним следуют четыре таблицы снимков с почерков некоторых из участвовавших в переписке. На 1-й таблице читатель найдет образчики различных почерков самого поэта, начиная от наиболее поспешного и небрежного (в котором многих слов, а иногда и целых страниц невозможно разобрать) до самого тщательного письма.
2-ая и 3-я таблицы представляют почерки главных из лиц, с которыми он переписывался во время своей командировки на Волгу для распоряжений против Пугачева, а именно почерки: Бибикова 1, графа П.И. Панина, князя П.М. Голицына, Суворова, Мансурова, П.С. Потемкина, Симонова, Бошняка, Серебрякова, Герасимова, П.Н. Кречетникова, Лодыжинскаго, Новосильцова, Маврина, Кологривова, Бушуева, князя Щербатова и Бранта. Сверх того, в конце 3-й таблицы образчик немецкого почерка Державина (из письма к казанскому губернатору, фон-Бранту).
Наконец, на 4-й таблице собраны снимки с почерков некоторых из тех лиц, с которыми Державин вел переписку в позднейшее время, как-то: И.В. Гудовича, графа А.Р. Воронцова, княгини Дашковой, А.И. Васильева, княжны Урусовой, Козодавлева, Грибовскаго, Хераскова, Новикова, также матери Державина и первой жены его.
Приложенный к заглавному листу портрет снят с подлинника меньшей величины, написанного масляными красками Боровиковским и принадлежащего крестнице поэта, Марье Федоровне Ростовской. Он относится к последним годам царствования Екатерины II, — к тому времени, до которого доходит издаваемая ныне переписка, когда Державину было с небольшим 50 лет.
Я. Грот
1 Так как бумаги Бибикова в переписке с Державиным написаны рукой его адъютанта Бушуева, и в них только подпись главнокомандующего - своеручная, то для снимка с его почерка мы воспользовались другим его автографом, сохранившимся в бумагах Державина: это ряд его резолюций на докладе подполковника Лазарева, представленном перед отправлением последнего в Челябинск с тамошним торговым татарином. Вот резолюция Бибикова, переданная в снимке: «Вам определяю жалованье по рангу. А татарину с вами по сту рублев в год. Сверх того обещаю обоим высочайшую монаршую милость и щедрое награждение. А. Бибиков.»
 Портрет Г.Р. Державина (В.Л. Боровиковский) |  Памятник Г.Р. Державину в Петрозаводске |  Екатерина Романовна Дашкова |