Державин. Страница 5

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Оба плана стихов Державина - конкретный и отвлеченный - были связаны для него нерасторжимо, и "Объяснениями" он утверждал эту связь навеки: "Все примечатели и разбиратели моей поэзии, без особых замечаний, оставленных мною на случай смерти моей, будут судить невпопад" [Державин Г. Р. Сочинения. В 9-ти томах, т. I СПб., 1864, с. 652]. Здесь речь идет о конкретном плане; об отвлеченном Державин заботился мало. Человек здравого и практического ума, он был далек от мысли комментировать свои поэтические прозрения. Но для него было важно, очень важно, чтобы в стихах не смещались планы, чтобы сугубо конкретное, злободневное сохранило свою актуальность и не было принято потомками за поэтическую абстракцию. Поэтому он комментировал только то, что имело признаки времени и места.
В оде "На Счастие" (1789) Державин объяснил строки:
На пышных карточных престолах Сидят мишурные цари - "на счет тех из господ наместников, которые, обольстясь вверенною им монаршею властию, гордо говорили и поступали" [Объяснения. Ч. I, с. 22]. Так он заодно свел и личные счеты с генерал-губернаторами Олонецким и Тамбовским - Тутолминым и Гудовичем.
К строке "Где стол был яств, там гроб стоит" ("На смерть князя Мещерского") он написал примечание: "Перфильев был большой хлебосол и жил весьма роскошно" [Объяснения. Ч. I, с. 17]. Конечно, сейчас это кажется наивным. И не только наивным. Много лет назад Б. М. Эйхенбаум высказал мнение, что "Объяснения" - это "беспощадное обращение с собственным творчеством" [Эйхенбаум Б. М. Сквозь литературу. Л., 1924, с. 7]. Но разве не сохраняют примечания конкретный план стихов, разве не дают возможность увидеть происхождение многих державинских строк, почувствовать первый импульс к их созданию?
По мнению же самого Державина, эти примечания должны были сберечь для потомства то, что неумолимо "топит в пропасти забвенья" "река времен", то, что поэт так простодушно и обреченно пытался связать навеки с живым течением жизни и человеческой памятью.
И в "Объяснениях", и в "Записках", и даже в самых отвлеченных стихах Державина есть строки, главы, строфы, связывающие его стихи и прозу с эпохой не только стилем, внутренним строем и образом мыслей автора, но чем-то еще более конкретным, возможно, тем, что мы называем приметами времени. В прозе это более наглядно. В стихах - словно случайно:
Но ах! как некая ты сфера Иль легкий шар Монгольфиера, Блистая в воздухе, летишь... "На Счастие" |
Но если такая связь с временем кажется нам понятной, то отчего же смущает нас примечание о хлебосольстве Перфильева и, напротив, поражает смелостью в той же оде слишком уж личностная строфа:
Как сон, как сладкая мечта, Исчезла и моя уж младость; Не столько тешит красота, Не столько восхищает радость, Не столько легкомыслен ум, Не столько я благополучен; Желанием честей размучен, Зовет, я слышу, славы шум. |
Ведь, по сути дела, и примечание и эта строфа - явления одного порядка. Но в стихах мы воспринимаем это как особенность поэтического метода Державина, одну из черт его "забавного слога", а в "Объяснениях" это кажется проявлением старческого педантизма.
"Как страшна его ода "На смерть Мещерского", - писал Белинский, - кровь стынет в жилах, волосы, по выражению Шекспира, встают на голове встревоженною ратью, когда в ушах ваших раздается вещий бой глагола времен, когда в глазах мерещится ужасный остов смерти с косою в руках" [Белинский В. Г. Поли. собр. соч. в 13 томах, т. I. M., 1953, с. 50]. Но что же мы читаем по этому поводу в "Объяснениях"? "Действительный тайный советник князь Александр Иванович Мещерский, главный судья таможенной канцелярии" [Объяснения. Ч. I, с. 17]. И только-то? Величие стихотворения, его тайна словно убиты этим примечанием; понятно, что страх после него бесследно рассеивается и "остов смерти с косою в руках" уже не кажется столь ужасным.
Державин первый ввел в серьезную, гордую своим пафосом одическую русскую поэзию детски-простодушное игровое начало. В его обращении к Фелице и ее мурзам легко различима поза enfant terrible ("ужасного ребенка") - роль, которую берет на себя Державин, охотно и успешно играя ее.
Иль, сидя дома, я прокажу, Играя в дураки с женой; То с ней на голубятню лажу, То в жмурки резвимся порой; То в свайку с нею веселюся, То ею в голове ищуся; То в книгах рыться я люблю, Мой ум и сердце просвещаю, Полкана и Бову читаю; Над библией, зевая, сплю, - |
сообщает он императрице. На фоне куртуазного XVIII столетия это неслыханная поэтическая вольность, вольность, которая была бы дерзостью, если бы не поза enfant terrible и соответствующий ей простодушно-наивный тон.
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
 Автограф Г.Р. Державина. «Песнь на смерть Плениры» |  Черновик поэта Г.Р. Державина |  Портрет Г.Р. Державина (В.Л. Боровиковский) |