Федоров А. В.: Иоанн Грозный в изображении Г. Р. Державина и А. К. Толстого. Страница 6
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
3
Реалистически и психологически достоверный портрет конкретной личности мало интересует Державина: обращение к историческому прошлому вызвано желанием показать некий универсальный идеал — не только то, что было (прошедшее время), но и то, что должно быть (вне времени). Писатель в предисловии к своему произведению, указывая на античный образец, говорит о греческой трагедии, авторы которой «превознося на театрах похвалами богов своих, благодетельных государей и вождей, прелестями искусств впечатлевали в сердца зрителей любовь к отечеству, к воинским подвигам и прочим героическим добродетелям...» (491). Классицистическая работа по образцу, не являясь, возможно, самоцелью, в какой-то степени объясняет и отбор исторических фактов, и принципы создания образа монарха. Патриотическая идея в ее непосредственном варианте предполагает установку на восхваление1: прошлое Отечества должно вызывать чувство национальной гордости у современников Державина — «певца величия», по меткому определению Гоголя. Первый русский царь показан с позиций государственника с «говорящей» фамилией, для которого слава монарха тождественна славе России.
Есть и еще одна немаловажная цель, имеющая отношение к современности — аналогия, которая обозначена в авторском предисловии «К читателю»: «Ничего, кажется, нет подобнее кровожаждущим варварским ордам нынешних Французов... Змея — адскому демону, всю злобу на Россию изрыгавшему; Иоанна (кроме грозного его нрава) — великодушному и прибежному к Богу, Александру, победившему врагов всей вселенной и утвердившему свободу и блаженство не только России, но и всей Европы» (492). Проведенная Державиным историческая параллель — не столько повод для подобострастного возвеличивания монарха-современника, сколько ориентир (а то и урок) для него. Этот прием позже обнажит Пушкин в своих «Стансах», обращаясь к Николаю и надеясь, что аналогия «Петр Великий — Николай Первый» оправдается в будущем:
|
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен. |
А. К. Толстой в «Предисловии» к роману «Князь Серебряный» формулирует свою цель следующим образом: «... Не столько описание каких-либо событий, сколько изображение общего характера целой эпохи и воспроизведение понятий, верований, нравов и степени образованности русского общества во вторую половину XVI столетия...». Однако эта эпически-спокойная установка сразу же начинает «корректироваться» активной нравственной позицией автора, которую тот и не думает скрывать. Эпиграф из Тацита: «А тут рабское терпение и такое количество пролитой дома крови утомляет душу и сжимает ее печалью. И я не стал бы просить у читателей в свое оправдание ничего другого, кроме позволения не ненавидеть людей, так равнодушно погибающих», — напрямую соотносится с авторским признанием о том, что «при чтении источников книга не раз выпадала у него из рук и он бросал перо в негодовании, не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования. Это тяжелое чувство постоянно мешало необходимой в эпическом сочинении объективности...» (3, 161).
Нравственный критерий («негодование») — важнейший и единственный, по которому нужно оценивать правление государя. Можно ли государственной необходимостью и народным благом оправдать злодеяние? Перестанет ли зло быть таковым, если совершается с благородной целью? Отрицательный ответ на эти вопросы у Толстого (как и у всей русской классической литературы) не вызывает сомнений, тем более, что необходимость и благо при ближайшем рассмотрении всегда оказываются лицемерными уловками. В этом смысле характерны слова умирающего Бориса Годунова, героя последней части «Драматической трилогии»:
|
... Господь карает ложь —
От зла лишь зло родится — все едино:
Себе ль мы им служить хотим иль царству —
Оно ни нам, ни царству впрок нейдет! (2, 552). |
1 Обращение к драматургии для Державина было и попыткой заполнить некий жанровый вакуум в русской литературе, и дать примерные образцы трагедий и опер для будущих авторов. «Он мечтал о возможности придать исторической опере такое же значение, какое у древних греков имела трагедия с хорами, и действовать посредством ее на возбуждение патриотизма» (Грот Я. К. Жизнь Державина. М., 1997. С. 580.)
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
 Портрет Г.Р. Державина (С. Тончи) |  Портрет Г.Р. Державина (В.Л. Боровиковский) |  Портрет Г.Р. Державина |