Стенник Ю. В.: Композиция и план Державинского "Водопада". Страница 1

1 - 2 - 3 - 4

Подобными, полными величественности, живописными картинами открывается одно из лучших созданий державинского поэтического гения стихотворение «Водопад». Ассоциативный потенциал приведенной картины безграничен. И Державин демонстрирует эту масштабность замысла широтой включаемых в поэтический контекст исторических параллелей и смелостью развертываемых по ходу повествования образных уподоблений. Не случайно крупнейший исследователь творчества Державина в XIX в. Я. Грот видел в «Водопаде» «исполинский исторический образ России 18 века» (VIII, 601).

Скрытое ассоциативное богатство заключенной в этом произведении Державина системы поэтического миросозерцания раскрывается уже в следующих сразу после зачина строфах: противостоящая всему живому величественная стихия водопада аллегорически соотносится в них с выступающими на фоне кипящей бездны волком, ланью и конем, чьи образы призваны олицетворять человеческие злобу, кротость и гордыню. Так потрясающий по своей красочной выразительности зачин органично перерастает в риторику, неподражаемый по своей смелости полет поэтического воображения сочетается с ходульностью аллегорических уподоблений. И в этом состоит своеобразие художественного гения Державина. «... Ни одно стихотворение Державина не выдержит самой снисходительной эстетической критики», — писал В. Г. Белинский в статье, где он детально разбирал сочинения поэта, и заключал свою мысль выводом: «... ничего не может быть слабее художественной стороны стихотворений Державина»². Белинский предложил свой вариант анализа художественной структуры «Водопада», о чем мы еще будем говорить. Но определенный налет антиисторизма критики Белинского все же дает себя знать. И актуальность обращения к проблеме композиции, или «плана» «Водопада», на наш взгляд, сохраняется. Она как бы изначально задана непростым отношением к этому стихотворению Державина со стороны его позднейших критиков.

Проблема плана державинского стихотворения «Водопад» была впервые поставлена Пушкиным в 1824 году, в ходе его размышлений о роли «плана» в жанре торжественной оды. В черновом конспекте полемических замечаний на опубликованную в альманахе «Мнемозина» (1824, ч. II) статью В. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» Пушкин решительно отказывался признавать справедливыми утверждения критика о главенствующем положении оды в поэзии и преимуществах ее перед другими формами лирики. В качестве основных недостатков оды Пушкин отмечал органическую внеположность ее композиционных принципов четкой продуманности «плана», какая должна быть присуща подлинному поэтически совершенному творению. «... Какого плана требовать в торжественной оде?» — задавал естественный, как ему казалось, вопрос поэт. И как бы отвечая сам себе, резюмировал: «...плана нет в оде и не может быть...»³. Пушкин подчеркивал исключительную зависимость оды от поэтического «восторга», который, по его мнению, никогда «не предполагает силы ума, располагающей части в их отношении к целому». Вот почему «Ода исключает постоянный труд, без коего нет истинно великого». И заключая свои размышления в форме резюмирующего вопроса, Пушкин находит нужным сослаться на пример Державина и, в частности, на его «Водопад», в котором он не видит упорядоченного композиционного единства: «Какой план в Олимпийских одах Пиндара, какой план в Водопаде, лучшем произведении Державина?»⁴

На данное стихотворение, как мы уже сказали, обратил внимание и Белинский, также относивший «Водопад» к числу «блистательнейших» творений Державина. Он очень подробно рассмотрел композиционный строй этого стихотворения, отметив полную художественную несостоятельность, с точки зрения эстетической критики, его общего плана и невыдержанность стилевого строя стихотворения: «"Водопад" принадлежит к числу блистательнейших созданий Державина, — а между тем в нем-то и увидите вы полное оправдание нашей мысли об общих недостатках его поэзии. Уже самая огромность этой оды показывает, что в ее концепции участвовала не одна фантазия, но и холодный рассудок»⁵. И далее Белинский детально демонстрировал несообразности, с его точки зрения, поэтической структуры «Водопада», давая последовательную оценку отдельных строф в аспекте воплощения в них поэтического начала, исключающего риторику и ходульность. Критик, например, считал возможным полное изъятие из текста произведения эпизода, связанного с фигурой П. А. Румянцева (строфы 8-38), а отвечающими требованиям подлинной поэзии соглашался признавать лишь несколько фрагментов из общего состава стихотворения — примерно 1/8 его часть. На основании проделанного им разбора Белинский приходил к безапелляционному обобщающему выводу: «... невыдержанность в целом и частностях, преобладание дидактики, сбивающейся на резонерство, отсутствие художественности в отделке, смесь реторики с поэзиею, проблески гениальности с непостижимыми странностями — вот характер всех произведений Державина»⁶.

Совершенно с иных позиций подходил к оценке державинской поэзии Н. В. Гоголь в очерке «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность». Он подчеркивал исполинскую мощь ее образно-стилевого строя и широту охвата Державиным жизненных явлений, как бы порождаемую необъятностью российских просторов. Гоголем была глубоко подмечена одна специфическая особенность поэтического миросозерцания Державина, помогающая уловить пафос его лирики и могущая служить своеобразным ключом к пониманию пафоса «Водопада»: «Заметно, однако же, что постоянным предметом его мыслей, более всего его занимавшим, было — начертить образ какого-то крепкого мужа, закаленного в деле жизни, готового на битву не с одним каким-нибудь временем, но со всеми веками; изобразить его таким, каким он должен был изникнуть, по его мнению, из крепких начал нашей русской породы...». И тут же по-своему конкретизирует высказанную мысль существенным дополнением: «Часто, бросивши в сторону то лицо, которому надписана ода, он ставит на его место того же своего непреклонного, правдивого мужа»⁷. Для Гоголя, как видим, представляются несущественными наблюдения о смешении в поэзии Державина риторического и поэтического начал. Он стремится постичь сущностное ядро державинского миросозерцания и находит его в глубинных связях с мироощущением народа, о чем свидетельствует прежде всего слог поэзии Державина.

О «Водопаде» Гоголь высказывается емко и определенно. В этом стихотворении «кажется, как бы целая эпопея слилась в одну стремящуюся оду». В «Водопаде» перед Державиным «пигмеи другие поэты. Природа там как бы высшая нами зримой природы, люди могучее нами знаемых людей, а наша обыкновенная жизнь перед величественной жизнью, там изображенной, точно муравейник, который где-то далеко колышется вдали»⁸. Этот отмеченный Гоголем эпический аспект содержательного пафоса «Водопада», кажется, до сих пор недооценивался исследователями стихотворения. Гоголь, как видим, не отрывает истолкование поэтической структуры «Водопада» от традиции торжественной оды. Но устоявшийся подход к определению жанровой природы этого стихотворения только как оды требует, на наш взгляд, известной корректировки.

¹ Сочинения Державина с объяснит. примеч. Я. Грота: В 9 т. Т. 1. СПб., 1864. С. 457, 460. Далее ссылки на это издание в тексте статьи с указанием тома и страниц.
² Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 6. M.; Л., 1953. С. 590.
³ Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17 т. Т. 11. Л., 1949. С. 41.
⁴ Там же. С. 42.
⁵ Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 594.
⁶ Там же. С. 599.
⁷ Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 8. М.; Л., 1952. С. 373.
⁸ Там же.

1 - 2 - 3 - 4

Конверт почтовый «К 250-летию со дня рождения Александра Шишкова»

«250-летие со дня рождения Г.Р. Державина»

Петрозаводск