Пашкуров А. Л.: Русская элегия XVIII - начала XIX века: Г. Р. Державин и М. Н. Муравьев. Страница 5
1 - 2 - 3 - 4 - 5
Поэта у Муравьева тоже посещают в одиночестве мечты, но в них нет печали и тем более — скорби:
Не сходят ли уже с сих тонких облаков
Обманчивы мечты и между резвых снов
Надежды и любви, невинности подруги?
|
«Смягчить и успокоить» мотив уединения Муравьеву во многом помог «чувствительный сентиментализм». В будущем традиция «просветленного уединения» подарит русской поэзии шедевр К. Н. Батюшкова «Мои пенаты».
Особое место в творчестве Державина и Муравьева занимают элегии, которые можно назвать «элегиями итога»: у Державина «Уж я стою при мрачном гробе...», у Муравьева «Оборот на себя»1.
Это — не просто стихотворения, написанные в последние годы жизни, это завещания: в них осмысление всего пройденного пути, не только прощание с жизнью и с миром, но и возвращение к жизни через память. Сближает элегии и легкий оттенок добродушной иронии каждого поэта над самим собой.
И все-таки Державин и Муравьев — слишком разные. Стихотворение Державина, при всей его кажущейся шутливости, целая «программа жизни»:
Я разум подклонял под веру,
Любовью веру возрождал,
Всему брал совесть в вес и меру
И мог кого прощать — прощал.
|
Человеку, который исповедовал в жизни такие принципы, не стыдно прямо, честно и открыто смотреть в глаза людям:
Вот в чем грехи мои, недуги,
Иль лучше пред людьми прослуги.
|
Шутка, ирония исчезают, все уже всерьез, и это — главный нервный узел, смысловой центр.
У Муравьева тональность мягче, интимнее, лиричнее. Это не назидание, не «урок жизни», а простое искреннее признание-исповедь.
Человек, пишущий ее, сознательно отказывается от «гордой славы», ему гораздо ближе спокойная тишина простой безыскусной жизни:
Слог легкой, ненарядной,
Красы, которыя родятся под пером, —
Таков есть музы вид, ленивой и покладной,
Которая моим владеет мастерством.
Не предлагает мне венцов на Геликоне
Из гордых лавровых дерев,
Которым севера не грозен рев,
Но хочет усыпить цветов весенних в лоне
Под шумом листиев и падающих вод.
|
Рука об руку с этой тихой, негромкой и неброской Музой пройдена вся жизнь:
И то еще отрадной плод
Со музой моего в дни юны обхожденья
В уединении нежнейших лет моих.
И падает еще с пера небрежной стих...
Еще последую во тайные пути
За собеседником Виргилья, Мецената.
|
Поэт честен и перед собой, и перед другими, у него нет какого-то своего особенного «секрета жизни» «в назидание потомкам» — он просто рассказывает людям о себе и своей поэзии. О последней не менее честно и искренне, чем о первом:
Хотя Карамзину, Державину не равен,
Но в обществе певцов российских не безславен.
|
Это выношено, выстрадано, заслужено. И даже сам Державин считал за честь быть другом этого скромного, искреннего и честного поэта:
Дух кроткий, честный, просвещенный,
Не мира гражданин сего
Взлетел в селения блаженны. —
Здесь прах скрыт друга моего.
«На гроб M. H. Муравьева,
поставленный супругою
его в Невском 1808 года»
|
Державин и Муравьев... Конечно, Державин — ярче, многограннее, «эпохальнее». Без этого гениального поэта, осуществившего в своем творчестве уникальное обобщение всего лучшего и значительнейшего, достигнутого русской литературой в XVIII в., без этого гениального поэта, ставшего поистине живым связующим звеном с грядущим XIX столетием, действительно невозможно себе представить историю и русской поэзии, и русской литературы, да и всей русской культуры в целом.
Тихая и лиричная Муза Муравьева скромнее и незаметнее многоцветного и многозвучного величественного водопада Державина, но без нее тоже немыслима русская поэзия. Муравьев тоже «тихими и незаметными нитями» связан с XIX в. И насколько неоспоримо и законно утверждение: «Без Державина не было бы Пушкина», — настолько же оправданно видеть живую и неразрывную связь с самой яркой звездой русской поэзии и «тихого творца» XVIII в. Муравьев, при жизни опубликовавший лишь малую часть своих стихотворений, да и не стремившийся к литературной славе, Муравьев, всегда, с присущей ему скромностью, уступавший пальму первенства другим, выпестовал талант одного из самобытнейших русских поэтов — Батюшкова, благотворное влияние которого на свое творчество прямо и открыто признавал А. С. Пушкин. Нравственные искания Муравьева, его размышления о жизни, общий тон «тихой элегии» в его поэзии произвели глубокое и неизгладимое впечатление на молодого В. А. Жуковского.
Страницы, вписанные в книгу русской поэзии и Державиным, и Муравьевым, в равной мере ценны и в равной мере бесценны как живой голос времени уже далекого от нас, но и связанного с нашей жизнью живыми, неумирающими нитями. Если образно сравнить русскую поэзию с единой, слаженно звучащей величественной симфонией, то мы увидим, что тихая флейта поэзии Муравьева не меньше вплетена в эту гармонию, не меньше значима в ее звучании, чем величественный орган поэзии Державина.
1 Опубликовано в ст.: Алехина Л. А. Архивные материалы М. Н. Муравьева в фондах отдела рукописей // Записки отдела рукописей ГБЛ. Вып. 49. М., 1990. С. 84-85.
1 - 2 - 3 - 4 - 5
 Екатерина Яковлевна Державина |  Г.Р. Державин (И. Пожалостин) |  Портрет Г.Р. Державина (С. Тончи) |