Пашкуров А. Л.: Русская элегия XVIII - начала XIX века: Г. Р. Державин и М. Н. Муравьев. Страница 3
1 - 2 - 3 - 4 - 5
Сохраняя приверженность жанру философской оды, Державин в том же духе пишет элегии. Более того, некоторые его произведения почти в равной степени могут быть отнесены и к жанру оды, и к жанру элегии. Прежде всего это относится к знаменитой оде «На смерть князя А. И. Мещерского», на что уже обратили внимание исследователи1. С философской одой ее связывает сама проблематика произведения, выходящая на уровень общечеловеческих и даже космических абстракций и обобщений:
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы;
Глотает царства алчна смерть.
|
Элегическое звучание придают ей прямое скорбно-патетическое обращение автора к умершему адресату и лирическая зарисовка в конце:
Как сон, как сладкая мечта,
Исчезла и моя уж младость;
Не сильно нежит красота,
Не столько восхищает радость,
Не столько легкомыслен ум,
Не столько я благополучен...
|
Если рассматривать слияние двух этих начал, философского и лирического, то, видимо, наиболее оправданным и обоснованным будет определение этой оды как «философская элегия»: лирическую линию, безусловно, нельзя считать малозначащей и второстепенной, но все же на первый план выступает именно философское начало, более того, через его призму и воспринимается начало лирическое.
Муравьев же, напротив, обращаясь даже к чисто «философско-бытийной» проблематике, главный акцент сосредоточивает на лирическом мотиве. Яркий пример — его элегия «Время»: даже строгая философия времени воспринимается глубоко индивидуально, личностно:
Во времени одну занять мы можем точку.
Минута, кою жил, длинняе году сна.
............
Мгновенье каждое имеет цвет особый,
От состояния сердечна занятой.
|
Достаточно сравнить эти строки с предсмертной незаконченной элегией Державина:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы! —
|
чтобы понять, насколько по-разному видят поэты эту философскую проблему. Остается Муравьев верен себе и в финале элегии, ставя на первое место в «великом потоке времени» человеческое сердце:
Коль сердце между волн ты спас от сокрушенья,
Пусть будет наконец угодно так судьбе
Дней ясность помрачить, коль много утешенья
Останется в тебе.
«Время»
|
Если обратиться к классификации Н. Ф. Остолопова, то, видимо, можно будет сказать, что Муравьев создает «лирическую треническую элегию», воплощая в элегиях свое индивидуальное, неповторимое ощущение и видение мира, вводя в произведения лирические раздумья о своей судьбе, о своем назначении как поэта:
Мои стихи, мой друг, — осенние листы:
Родятся блеклые, без живости и цвету,
И, восхищаемы дыханий злых усты,
Пренебрегаемы разносятся по свету,
Не чтомые никем...
«Мои стихи, мой друг...»
|
Позже блистательные образцы таких элегий появятся у А. С. Пушкина, П. А. Вяземского, Ф. И. Тютчева... Элегия Муравьева кажется особенно близкой известной элегии Вяземского «Я пережил...».
Свое отражение в элегиях Державина и Муравьева находит и предромантизм. В этом плане интересно сопоставить «Ночь» Муравьева и «Задумчивость» Державина.
1 Москвичева Г. В. Жанрово-композиционные особенности русской элегии XVIII — первых десятилетий XIX века //Вопросы сюжета и композиции: Межвуз. сб. Горький, 1985. С. 33-50.
1 - 2 - 3 - 4 - 5
 Гавриил Державин |  Конверт почтовый «К 250-летию со дня рождения Александра Шишкова» |  Г.Р. Державин (И. Пожалостин) |