Державин Гавриил Романович

 
Главная > Критика > Пространство и время: Державин и Пушкин > Если бы поэт вычеркнул последние 15 строф

Мейор А. Г.: Пространство и время: Державин и Пушкин. Страница 2

1 - 2 - 3

В то же время, вне рамок "однодневного цикла" в Званке, поэт свободно размышляет о прошедшем, настоящем и будущем Последние пятнадцать строф, одна четверть всего стихотворения, выражают суть этих размышлений.

В вышеупомянутой монографии "Развитие дарования одного поэта" П. Гарт предполагает, что эти строфы неадекватны и неуместны, потому что они резко меняют течение основной мысли произведения Он пишет: "Если бы поэт вычеркнул последние 15 строф "Евгению", оно (т е. это стихотворение — A. M.) оказалось бы несомненным свидетельством постоянного увлечения стареющего Державина миром чувств... Наибольший из художественных недостатков стихотворения "Евгению" коренится в невозможности Державина объединить различные мотивы и таким образом ввести новые идеи в свой общий замысел. Заключительное обращение к Евгению — просьба Державина о помощи в поисках бессмертия — разочаровывает и оставляет читателя в недоумении относительно общей идеи стихотворения".1

Нет сомнения, что тон этого произведения заметно меняется именно в последних пятнадцати строфах. По объему первых трех четвертей произведения почти все строфы включают в себя глаголы несовершенного вида, спрягаемые в настоящем времени. А потом, когда поэт размышляет о будущем в этой же последней части, строфы в основном включают в себя глаголы совершенного вида в будущем времени и, таким образом, указывают на одноразовые действия, которые производят окончательный результат. Но эти существенные изменения в тональности повествования нисколько не нарушают логику стихотворения. Напротив, последние 15 строф поднимают многие вопросы, прямо связанные с темой времени и пространства, и не столь явные в начале стихотворения. Иные грамматические формы подчеркивают структурные особенности первой части стихотворения и выводят их на иной, более высокий уровень. Однако заключительная часть произведения еще тесно связана с предыдущей его частью. И здесь особенно важно, что глаголы, обозначающие движение вверх и вниз, продолжают указывать на реальное и воображаемое перемещение поэта кверху и книзу.

В этой последней части поэт прорицает, как рухнут со временем его дом и сад. Но потом он опять вдохновляется и успокаивается, когда представляет себе, как его друг, митрополит Евгений Болховитинов, с почтительностью посетит знаменитый усадебный холм в Званке:

Иль нет, Евгений, ты, быв некогда моих
Свидетель песен здесь, взойдешь на холм mom страшный,
Который тощих недр и сводов внутрь своих
Вождя, волхва гроб кроет мрачный (...)
Не зря на колесо веселых, мрачных дней,
На возвышение, на пониженье счастья,
Единой правдою меня в умах людей
Чрез Клии воскресишь согласья (...)

Ты слышал их, — и ты, будя твоим пером
Потомков ото сна, близ Севера столицы,
Шепнешь вслух страннику, вдали, как тихий гром
"Здесь Бога жил певец, Фелицы". (2, 644-645)

В этих строфах связь между физическим и духовным подъемом достигает художественной кульминации. Поэт ограничивает себя рамками дневного цикла, и поэтому собственное место в общей системе мироздания ему неясно. Подобно изображениям цикличных повседневных "подъемов" и "падений" поэт в вышеупомянутых строфах изображает бесконечное течение "веселых и мрачных дней" как кружение колеса или прихоти фортуны. Однако, подобно тому как сам поэт покидал "плен" столь милой ему Званской жизни, удаляясь в свой кабинет для поэтических занятий, так и Евгений, взойдя на холм, оказывается в ином временном измерении. Только тогда он избавит от забвения этот дом и сад и утраченную гармонию жизни, которая была здесь при Державине.

Особенности державинского восприятия времени и пространства проявляются еще ярче, если стихотворение "Евгению. Жизнь Званская" рассмотреть в контексте более позднего литературного события. В работе над стихотворением "Осень" (1833) А. С. Пушкин выбрал для эпиграфа следующую строку из "Жизни Званской": "Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?". Таким образом, фраза Державина становится исходным пунктом размышлений Пушкина.

Ю. Чумаков представляет содержательный анализ пушкинского стихотворения "Осень" с учетом временно-пространственных и жанровых принципов его структуры.2Однако, хотя его статья указывает на некоторые сходные места в "Жизни Званской" и "Осени", она сосредоточена на пушкинском произведении и анализирует далеко не все стороны данного вопроса по отношению к Державину.

Державинское стихотворение утверждает актуальность идиллии и гармонию цикличного времени, связанного с определенным местом. Пушкинское же произведение перестраивает державинскую идиллию по требованиям художественного времени. Начиная с названий и общей структуры, эти два произведения представляют различные подходы к вопросу о времени и пространстве. Название державинского стихотворения "Евгению Жизнь Званская" подчеркивает роль пространства или окружения как определителя жизни и течения времени Название пушкинского стихотворения "Осень" указывает только на время года. Державинское стихотворение представляет собой завершенное произведение, а пушкинское называется "отрывком" и заканчивается протяженным многоточием в середине первой строки двенадцатой строфы ("Плывет, Куда ж нам плыть? ").3В полном соответствии с жанром это произведение-отрывок содержит совсем иную концепцию времени и пространства, чем стихотворение Державина. В формальном плане жанр "отрывка" обычно подчеркивает незавершенность действия и мышления, переходы или фрагменты воображения, которые в плане содержания часто отражаются в виде утраты гармонии или рая. В частности, можем указать на стихотворение-отрывок английского романтика С Т Колриджа "Кубла Хан" ("Kubla Khan") как типичнейший пример такого жанра.

Содержание пушкинского стихотворения полностью соответствует требованиям жанра. В то время как державинский повествователь восхищается гармоничностью каждого момента жизни в Званке, пушкинский лирический герой говорит о недостатке порядка и гармонии почти во всех временах года. Например, лето подавляет его энергию и заставляет его мысленно возвратиться к зиме:

Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь! Как поля, мы страждем от засухи
Лишь как бы напоить да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи
Поминки ей творим мороженым и льдом. (III, ч 1 С 319)

Но герой Пушкина находит для себя покой и гармонию именно в грустном и переходном времени — в осени. Его особенно вдохновляет "прощальная краса" увядающей Природы:

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы. (III, ч 1 С 320)

1"Had the poet omitted the final fifteen stanzas of "To Eugene," it would stand as an unambiguous testament to the aging Derzhavin's consistent preoccupation with the world of the senses The artistic flaw which damages "To Eugene" results from Derzhavin's consistent inability to integrate his themes and thus produce new insights into his perception of the problem The concluding appeal to Eugene to assist him in his quest for immortality is so distinctly anticlimatic (sic) as to leave the reader wondering about the poem's basic purpose" — Hart PGR Derzhavin A Poet's Progress P. 131.
2Чумаков Ю. Н "Осень" Пушкина в аспекте структуры и жанра // Пушкинский сб. Учен. зал ЛГПИ им А. И. Герцена Псков, 1972 Т. 483 С. 29-42 83.
3Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М., Л., 1948 Т. III, ч. 1 С. 321. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома, части и страницы Курсив везде мой — A. M.

1 - 2 - 3


Портрет Г.Р. Державина

Портрет Д.А. Державиной

Вид из усадьбы Званка




Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Державин. Сайт поэта.