Кулакова Л. И.: О спорных вопросах в эстетике Державина. Страница 2

1 - 2 - 3 - 4

Ломоносов не перетолковывает Цицерона, а приводит его слова в их собственном значении. Речь идет о поэтическом даровании, качестве, заслуживающем особого уважения, и только.

Конечно, как настоящему поэту Ломоносову было известно вдохновение. Сомнения в этом нет. Однако, человек своего времени, он, подобно предшественникам и современникам — от Аристотеля и Горация до Готшеда и Монтескье, Феофана Прокоповича, Г. Теплова и Сумарокова, не признавал вдохновения основой поэтического творчества вне "знания", вне "умения", вне "правил". Потому он говорил о "словесных науках", писал "Риторику", хотел написать "Поэтику" и назвал пять свойств, необходимых ритору, оратору, поэту: "природные дарования" (те самые, о которых говорил Цицерон), "наука, подражание авторов, упражнение в сочинении, знание других наук".¹

Здесь полностью сохранена система, идущая от античности и известная в России по пиитикам.

Обращение к "Риторике" помогает уяснить и подлинный смысл "метафоры поэтического вдохновения", т. е. того, что сам Ломоносов называл "восхищением".

"Восхищение есть когда сочинитель представляет себя как изумленна в мечтании, происходящем от весьма великого, нечаянного и страшного и чрезъестественного дела. Сия фигура совокупляется почти всегда с вымыслом и больше употребительна у стихотворцев", — говорит Ломоносов, приводя в качестве примера отрывок из "Метаморфоз" Овидия и оды Буало "На взятие Намюра".²

Таким образом, "восхищение" для Ломоносова не вдохновение, не концепция творчества, а одна из двадцати шести "фигур предложения", столь же уместная в поэзии, как риторический вопрос, обращение, восклицание и пр.

А если "восхищение" только риторическая фигура, поддающаяся вполне рационалистическому объяснению, есть ли основания, опираясь на нее, говорить, что "ломоносовскому взгляду на поэтическое творчество как результат наития, вдохновения, поэтического восторга ("Восторг внезапный ум пленил...") Сумароков противопоставил поэтическое как выражение нормального, а не особенного состояния человеческого духа, как идущее от природы, а не "чрезъестественное" состояние человеческих чувств:

Сумароков требует от поэтов искренности, вне которой для него нет искусства вообще, нет и "сопереживания" (хотя применять этот термин едва ли стоит, ибо идея "соучастия" как основы искусства была выдвинута в России лишь Радищевым). Его эстетические позиции во многом отличаются от ломоносовских, он действительно опирается на Локка. Но устанавливать различие при помощи сравнения строк из оды со строками, в которых речь идет об элегии, значит заведомо обречь себя и читателя на неправильный вывод. Жанровый принцип незыблем для обоих поэтов (иначе зачем бы Ломоносов устанавливал различие высокого, среднего и низкого штиля?). А об оде Сумароков писал:

и лучшим одическим поэтом считал именно Ломоносова:

Нет у Ломоносова представления о поэтическом творчестве как результате "наития", хотя известно оно еще со времен Платона. Именно платоновскому взгляду на поэтов как "толмачей богов", одержимых силой тех, в чьей власти они находятся, и противостояла аристотелевская теория знания, умения, подражания природе, на которую опирался и Буало, и в значительной мере эстетика просветительского классицизма (Монтескье, Вольтер). Ей следовал Сумароков. И Ломоносов, придавая большее значение роли воображения (в чем он явился действительным предшественником Державина), основывался на "знании", "умении", тщательной регламентации.

Только у Юнга и в теориях немецких эстетиков, начиная с Гамана, как реакция и на классицизм, и на просветительство выдвинулся образ "оригинального" художника-"гения", стремящегося творчески овладеть природой в порыве страстного вдохновения и не признающего других "правил", кроме непосредственности, свободы и полноты чувства".⁵

Державин не обладал глубиной философских познаний Ломоносова, но, будучи человеком другого поколения, он оказался вовлеченным в сферу эстетических идей конца XVIII и начала XIX в., и творчество его — факт художественного развития человечества этого же периода. Величие и противоречивость — все определялось временем.

Известно, что свой истинный поэтический путь Державин нашел с 1779 г., когда для него открылись Баттё, "Ночные думы" Юнга и его учение об оригинальном творчестве. Юнг дошел до поэта в истолковании друзей (Н. Львова, М. Муравьева); немецкий язык Державин знал, отлично постиг Зульцера, Гецеля, а главное — Гердера. Вслед за ними и молодыми русскими поэтами ой отходил от традиционных взглядов и говорил, что ода (а одой он именовал и романс, и стансы, и баллады, и песни, т. е. всю лирическую поэзию) "не есть, как некоторые думают, одно подражание природе,, но и вдохновение оной, чем отличается от прочей поэзии. Она не наука, но огнь, жар, чувство" (VII, 518. Курсив мой, — Л. К.).

Здесь речь идет не о творческой одаренности, известной во все река, не об искренности, о которой напоминал Сумароков, не о риторической фигура, какою являлось "восхищение" — "восторг" Ломоносова. Здесь пересматривается и концепция поэтического творчества, и определение поэзии, и функция "природы". Это не "прекрасная природа" классицизма, не карамзинская "бедная существенность", украшаемая цветами фантазии. Если вспомнить, что уже в "Изображении Фелицы" 1789 г. Державин называл художника "творец искусством естества", а поэзию неоднократно определял как "спечаток творческого духа", то надо признать: традиционные представления рушились Державиным в области теории почти с той же силой, как и в его удивительной поэзии.

Определив специфику лирической поэзии, бегло сказав, что песня родилась вместе с человеком, Державин переходит к характеристике ее особенностей и опять начинает с вдохновения. "Вдохновение не что иное есть, как живое ощущение, дар неба, луч божества. Поэт в полном упоении чувств своих, разгораяся свышним оным пламенем, или, простее сказать, воображением, приходит в восторг, схватывает лиру и поет, что ему велит его сердце", — начинает поэт, уже в этих строках неизмеримо шире и свободнее трактуя идущие от античности и сохранившиеся у Феофана Прокоповича, Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова, Теплова представления.

¹Там же, стр. 92.
²Там же, стр. 284-285 (курсив мой, — Л. К.).
³И. 3. Серман. Поэтический стиль Ломоносова, стр. 200.
⁴А. П. Сумароков, Избранные произведения. "Библиотека поэтам. Большая серия Л, 1957, стр. 118 и 225.
⁵Г. М. Фридлендер. Эстетика "Бури и натиска". В кн.: История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. II. Изд "Искусство", М., 1964, стр. 535.

1 - 2 - 3 - 4

Г.Р. Державин (И. Пожалостин)

«250-летие со дня рождения Г.Р. Державина»

Портрет Г.Р. Державина (С. Тончи)