Кокшенева К. А.: Драматические сочинения Г. Р. Державина. Страница 6

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6

«Чувствительный дар», «зрелище плачевно», «радостнейшие слезы», «охотно слезы лью», «ток слезный» — все эти выражения «изгибов чувств» в изобилии пребывали в «Эдипе» Озерова. Так чувствовали его герои. Слезы зрителей, в свою очередь, — лучшая дань драматургу и артисту. «Публика утопала в слезах» — высочайшая оценка театрального представления. Державинские герои чувствовали иначе. Совсем не сохранение автором жанрового канона не давало героям быть особенно, по-озеровски, чувствительными. «Чувствительной душе» Державин предпочитал «жар души» Евпраксии или «кроткую христианскую твердость» Василия Темного. Озеровская Ксения, полюбившая Димитрия Донского, размышляет о предстоящем браке с князем Тверским — браке по родительской воле — как об «оскорблении неба». Уже дав согласие на брак с нелюбимым князем во имя мира в русском войске в канун сражения, Ксения все равно продолжает любить Донского. Долг победил лишь внешне, формально — душа героини с ним не смирится. У Державина иначе: Мария, будучи предназначена Шемяке, но выданная родителями за Василия Темного, «сердце нежное рассудку покорила». И покорила так, что рассудок снова даровал ей любовь к мужу. Любовь искреннюю, не знающую терзаний и мучительных сомнений. «Чувствительность» героев Озерова современники понимали в русле новых веяний в трагедии. Державин «чувствительность» героев связывал с иным. В трагедии «Евпраксия», описав историю смерти Федора, а затем самой Евпраксии с младенцем, он говорит: «Вот страшное и истинное событие, могущее возбудитьво все временав чувствительных сердцах ужас и сожаление...» (4, 250. Курсив мой. — К. К.), т. е. «чувствительность сердца» не связана с каким-либо определенным временем, она изначально присуща нравственному человеку, а потому и проявляется «во все времена».

Ослепленный, изгнанный, бредущий странник в сопровождении нежной дочери, озеровский Эдип вызывал у современников больший «слезный ток», нежели ослепленный, изгнанный, таящийся в угличских лесах вместе с женой и сыновьями державинский Темный. У озеровского «Эдипа» доминировала тема страданий, которые понял и разделил благополучный и благородный царь афинский Тезей. «Зрелище плачевно» у Державина протекало в другой, достаточно распространенной и укрепленной традицией, ситуации — ситуации, многократно повторенной в прежних трагедиях других авторов, его предшественников: борьбы с несправедливым тираном (Шемякой). Там утверждалась ценность страданий, здесь, у Державина, несмотря на ряд нежно-печальных сцен с Темным и его семьей, утверждалось преодоление несчастий и несправедливостей. Державин отдавал предпочтение натурам сильным и деятельным. Противоречия, колебания, мучительные чувства озеровских героев и, в частности, Димитрия Донского, где героика образа оттеснена несчастной участью страдающего любовника, увлекали больше, чем цельность характеров. Озеров, говорит П. Вяземский, «унизил героя, чтобы возвысить любовника»¹. Озеров так увлечен «красноречивой силой несчастия» своего Димитрия, что в какой-то момент трагедии князья, узнавшие о его любви к Ксении, воспринимают его как тирана, называют его «самовластным»:

Путями скрытными находит он искусство Поработить и мысль, поработить и чувство; И мы б увидели в одних его руках И собственность, и жизнь, и милость нам, и страх. Ах нет! не для того сражаться мы готовы, Чтоб нам переменять несомые оковы².

И, напротив, злоумышленник и тиран Шемяка в державинской трагедии «Темный» понимает, что он злодей. Он мучается и терзается: «Какую муку я в душе моей терплю», «кто хочет всех страшить, всего тот сам дрожит» и т. д., вплоть до финала, когда закалывает себя и своего ближнего боярина: «... жизнь скончаю для блага общего, злодейских двух сердец» (4, 372, 398). Национальная историческая тематика скорее сближала, чем разъединяла разные направления в литературе: то, что было главным и определяющим в драматургии Озерова, у Державина присутствует ровно настолько, насколько он был современником Озерова, насколько мог (не из теорий) воспринимать перемены времени.

Проблему создания трагедии с национальным колоритом Державин решал и на примерах других национальных культур, например, еврейской. Источником трагедии «Ирод и Мариамна», очевидно, послужил сюжет из «Иудейской войны» Иосифа Флавия. Что же выделил в этой трагедии Державин исторически верного? Во-первых, он вывел жестокого и кровожадного царя Ирода; во-вторых, национальный колорит представил «восточным слогом», «дабы сколько возможно ближе и изобразительнее представить характер еврейского народа...» (4, 182).

Последняя, незаконченная трагедия с хорами «Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи» сюжетным источником имела сочинение Ж. Д. Мармонтеля «Инки или Разрушение Перуанской империи». В ней идет речь о завоевании испанцами Перу. Исследователи выделяют в этой трагедии «просветительскую тему» естественного человека, противостоящего губительной цивилизации и считают, что у Державина она приобрела трактовку, «приближающую его к романтикам»³.

Известно, что в последние годы жизни Державиным владело «мистическое», по словам Грота, направление. Вернее сказать — углубилось религиозное переживание жизни. Державин собирал материал по истории церкви, делал выписки из Священного писания. Самым сильным проявлением этого настроения стала духовная ода «Христос». Но и в других сочинениях, в частности, в «Гимне на изгнание французов», «Надежде» религиозное восприятие мира нашло свое отражение. В оде «Христос», как позже писал А. Мицкевич, Державин «развивает свою систему, весьма философическую и, основываясь на некоторых религиозных преданиях, признает человека созданным без материи и материализованным по собственной вине. Иисус, Божественный свет, является к нему на помощь»⁴.

В центре державинской трагедии «Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи» стояла не проблема завоевания перуанцев, а проблема веры. Испанцы принесли новую религию. И перуанцы, и они, испанцы, действуют как бы не по своей воле — источник поступков лежит вне их. Первые, с появлением на их земле испанцев, вспомнили о пророчестве древнего своего пророка, предсказывающего введение новой веры. Испанцы же привезли наказ не только своего короля, но и Папы римского. С самого начала трагедии Державин-драматург не может не занять определенной позиции: он изначально признает за христианством, а не за язычеством, правду. В сцене свидания возлюбленных — перуанки Капилланы и пришельца Пизара — язычница Капиллана говорит:

Проблема насилия сразу снята драматургом, снята ожиданием того, что древнее пророчество сбудется с приходом испанцев. Диалоги между ними и вождем инков — это высказывание своих религиозных убеждений. Перуанцы, конечно, не могут не видеть в испанцах «завоевателей»; одаривают их золотом, хотят отстоять свою свободу веры и свой образ жизни («Несходны наш нравы: Вы белы, мы черны, мы просты, вы лукавы». — 4, 427). Но когда жрецы задумают принести Пизара, адмирала испанского, в жертву своему богу Инку, вождь их не допустит крови и насилия. Все третье действие — это своеобразные проповеди для перуанцев:

Трагедия предстоит драмой идей — драмой веры. И в неоконченном своем виде она не дает нам возможности сделать вывод о нравственном превосходстве инков над испанцами.

* * *

Драматические сочинения Державина были связаны с самыми различными его интересами и вбирали его поэтический опыт, теоретические рассуждения. Он писал оперы и трагедии в то же самое время, когда создавал трактат «Рассуждение о лирической поэзии или об оде», когда переводил стихи Шиллера, занимался переводами Клопштока и Козегартена, сочинял романсы, баллады и духовные стихи. И если его драматические сочинения были однозначно отнесены современниками к «развалинам Державина», если его «Рассуждение» при жизни не было включено в активную полемику, то это не значит, что сам Державин не понимал изменчивости и многоголосия литературного процесса. «Это была эпоха господства эстетики, — говорит его биограф и издатель, — наступившая перед началом нового периода поэзии»⁵.

В письме к митрополиту Евгению Державин пишет: «Педантские разделы лирических стихотворений я не очень уважаю, но чтобы не подымать всюораву школна себя, несколько только касаюсь» (Выделено мной. — К. К.)⁶. Все вопросы, затронутые и поставленные в статье, безусловно, требуют дальнейшей разработки и более глубокого развертывания, ибо драматические сочинения Державина ясно выявляют те новые задачи, что стояли перед русской драмой начала XIX столетия.

¹Там же. С. 29.
²Озеров В. А. Сочинения: В 2 ч. Ч. 1. СПб., 1816.
³Кочеткова Н. Д. Трагедия и сентиментальная драма начала XIX в. С. 212.
⁴См.: Грот Я. К. Жизнь Державина... Т. 1. С. 937.
⁵Там же С. 919.
⁶См.: Там же.

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6

Памятник Г.Р. Державину в Лаишево, Татарстан

Гавриил Державин

Конверт почтовый «К 250-летию со дня рождения Александра Шишкова»