Западов В. А.: Работа Г. Р. Державина над "Рассуждением о лирической поэзии". Страница 9
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
Опера. — Мы видели уже, откуда происходит; однако в целости своей она не есть изобретение одной Италии. — Она в некоторых отношениях не что иное, как подражание древней греческой трагедии. Там также разговоры сопровождались музыкою, как и в ней речитативы, только известными тонами;1 равно лирические стихи пелись хорами, но тоже уставными. С другой стороны, известно, что в новейшие времена в разных народах к увеселению государей и знатных господ изобретены и введены в нее новые перемены, которые соединены и смешаны с разнотонною музыкою, различными представлениями, чего прежде не было. — Долгое время опера была забавою только дворов, и то единственно при торжественных случаях; но как бы то ни было, ныне уже стала народною. — Поелику же в ней большая часть есть лирическая, или лучше — прямая важная опера, по образцам Метастазия, должна быть вся писана краткими лирическими стихами или, по крайней мере, скандированною прозою, чтоб удобно было ее сопровождать музыкою; а потому и скажем нечто об ней.
Некоторые французские, а паче немецкие эстетики2 италиянскую оперу и хвалят и порицают. Они говорят: "В сем чрезвычайном зрелище господствует удивительная смесь великого и малого, прекрасного и нелепого. В лучших-де операх видишь и слышишь такие вещи, которые или по ничтожности, или по несообразности своей, подумаешь, для того только припутаны, дабы подурачить зрителей, попужать детей и легкомысленную чернь. Между тем посреди сих безделиц, мелочей и даже обидных для хорошего вкуса представлений встречаешь такие действия, которые глубоко проницают сердце, наполняют душу восхищением, нежнейшим состраданием, сладостным удовольствием или ужасом и содроганием. — В одной сцене негодуешь на дурачество; в другой, позабывая себя, берешь участие в действующих и не веришь, каким образом случилось, что те же, которые удивляли великодушием, благородною осанкою, вежливым обхождением, вдруг, как шуты или сумасброды, смешной надутостию, уродливым кривляньем и всякими непристойностями морят со смеху детей и народ, досаждая благомыслящим, которые для того иногда от них отвращаются. — Кроме сих противуположностей, несоответственностей и несвязностей в игре их, благоразумию и хорошему вкусу противных, усматриваются неудобства и почти невозможности иметь совершенную оперу по самым ее правилам. В ней требуется разнообразности, чудесности, беспрестанных перемен и самой чрезъестественности в отношении природы. Для сего необходимы не токмо все художества, но и многие науки: поэзия, зодчество, музыка, живопись, перспектива, механика, химия, оптика, гимнастика и самая философия для познания и изъяснения всех страстей и тайных изгибов сердца человеческого, какими средствами удобнее его растрогать и привести в желаемое положение. Сего же без превосходных дарований (виртуозов) сделать не можно. Таланты редки, а ежели и найдутся, то наивеличайшая в том состоит трудность, чтоб по самолюбию, по самонравию и по неисчисленным прихотям привести их к искреннему единодушию, дабы все действовали согласно и к единой цели. Всякой из них своим искусством хочет отличаться, не смотря на то, хотя бы на счет другого, а иногда и на свой собственной, — лишь бы, например, поэту исполинским воображением, певцу чрезмерною вытяжкою голоса, музыканту непонятными прыжками перстов, при громком рукоплескании заставить выпучить глаза и протянуть уши такого же вкуса людей, каковы они сами. От того-то бывает, что они в таковых случаях уподобляются тем канатным прыгунам, которые руки свои принуждают ходить, а ногами — вкладывать в ножны шпагу, думая, что это чрезвычайно хорошо. — От таковых-то усилий и несообразностей с прямым вкусом выходит в италиянских операх нередко нелепица. Вместо приятного зрелища — игрище, вместо восхитительной гармонии — козлоглашение. Наконец, г-да немецкие эстетики говорят, что великолепное сие представление со всем превосходством его изобретения, наилучшим из всех представлений быть долженствующее, вымышлено больше легкомысленно, нежели благоразумно; потому что оно, с одной стороны, совершенным почти быть не может, а с другой — в странных его и шутовских явлениях унижает самые превосходные дарования и делает изящные художества презрительными. Сами итальянцы признаются, что наивеликолепнейшая опера нередко бывает скучною, даже и несносною, оттого что уклонилася от природы и не удерживает в себе даже и топи вероятия. Если же И доставляет некоторое удовольствие, то только минутное, для того что, увеселяя зрение и слух, не питает души. Здравомыслие редко в операх проскакивает. В рассуждении чего, по великим на нее издержкам, по бесчисленным в ней трудам и по многообразным сцеплениям вещей, она подобна той многосложной машине, которая беспрестанно портится. Это, по изречению Августа3, есть "та рыба, которая не стоит золотой уды", или "игра свечи". — Если ж что и имеет в себе хорошего, могущего при-несть некоторую пользу, то единственно то, что подала случай соединить поэзию с музыкою, как водилось то у древних. — По всем таковым причинам г-да эстетики желают ее исправления, дабы возвысить к той благородной цели, какова была греческая трагедия, от которой она происходит.
Я не вовсе намерен соглашаться с таковым строгим судом, ниже смею защищать оперу. Любимец муз, имеющий доступ к государю, уважение от своих подчиненных и благорасположение к себе публики, которому бы поручено было в управление сие важное зрелище, и посредственностию оного может заслужить благодарность. — Тонких знатоков мало; вкусы различны, — и миг удовольствия — шаг к блаженству. А сего уже и много, когда доставится случай некоторым и несколько часов провести с приятностию. — Какое же другое зрелище к сему способнее, как не опера? — Она, мне кажется, перечень, или сокращение всего зримого мира. Скажу более: она есть живое царство вымыслов и мечтаний поэзии; образчик (идеал), или тень того удовольствия, которое ни оку не видится, ни уху не слышится, ни в сердце не всходит, по крайней мере простолюдиму. — В ней представляются сражения, победы, торжества, великолепные здания, хижины, пещеры, бури, молнии, громы, волнующиеся моря, кораблекрушения, бездны, пламень изрыгающие. Или в противоположность тому: приятные рощи, долины, журчащие источники, цветущие луга, класы, зефиром колеблемые, зари, радуги, дожди, луна, в нощи блестящая, сияющее полудневное солнце. В ней снисходят на землю облака, сидят на них боги, летают гении, являются привидении, чудовища, звери, рыкают львы, ходят деревья, возвышаются и исчезают холмы, поют птицы, раздается эхо. — Словом, видишь пред собою волшебный, очаровательный мир, в котором взор объемлется блеском, слух гармониею, ум непонятностию, и всю сию чудесность видишь искусством сотворенну, а притом в уменьшительном виде, что будто человек познает тут все свое величие и владычество над вселенной. Подлинно, после великолепной оперы долго находишься в некоем сладком упоении, как бы после приятного сна, забываешь и неприятности в жизни. — Чего же еще желать? — Касательно же моральной ее цели, то что препятствует возвести ее на ту же степень достоинства и уважения, в коем была греческая трагедия? — Известно, что в Афинах театр был политическое учреждение. Им Греция поддерживала долгое время великодушные чувствования своего народа, превосходство ее над варварами доказывающие. Много было говорено и писано, что слава есть страсть душ благородных; что ничем другим героев рождать и сердцами их располагать не можно, как ею одной, и великий Суворов разведывал, что о нем говорят ямщики на подставах, крестьяня на сходках. — От граждан они получают известие о городских потехах, если в них сами не случатся, и ничем так не поражается ум народа и не направляется к одной мете правительства своего, как таковыми приманчивыми зрелищами. Вот тонкость политики ареопага и истинное поприще оперы! — Нигде нельзя лучше и пристойнее воспевать высоких сильных од, сопровожденных арфою, в бессмертную память героев отечества и в славу добрых государей, как в опере на театре. — Екатерина Великая знала это совершенно. Мы видели и слышали, какое действие имело героическое музыкальное представление, сочиненное ею в военное время под названием "Олег", в котором одна строфа из 16-й оды г-на Ломоносова была воспеваема:
Необходимая судьба Во все народы положила, Дабы военная труба Унылых к бодрости будила.4 |
Один стих в таком представлении может произвести следствия, подобные известному слову, сказанному Александром Великим5 Кассандру. Но оставим политику; сообщим нужные замечания для желающих сочинять оперы. По принятому издавна обыкновению, ради своей чудесности, опера, — разумеется трагическая, — почерпает свое содержание из языческой мифологии, древней и средней истории. Лица ее — боги, герои, рыцари, богатыри, феи, волшебники и волшебницы. У нас из славянского баснословия, сказок и песен древних и народных, писанных и собранных г-ми Поповым, Чулковым, Ключаревым и прочими в так названных книгах: "Досугах", "Славянских сказках" и песенниках, — много заимствовать можно чудесных происшествий. — Сочинитель опер и трагик могут одно и то же содержание обработывать, представляя знаменитые действия, запутанные противоборющимися страстями, которые оканчиваются какими-либо поразительными развязками торжественных или плачевных приключений. — Сочинитель оперы отличается тем только от трагика, что смело уклоняется от естественного пути и даже совсем его выпускает из виду; ослепляет зрителей частыми переменами, разнообразием, великолепием и чу-десностию приводит в удивление, не смотря на то, естественно или неестественно, вероятно или невероятно. В трагическом роде предпочитает всем другим высокое, трогательное; изъясняется сильным чувством, а не словами одними; в плане и в действиях избегает хитросплетения, держится простоты, в ходе не спешит чрез меру, зная, что противно то свойству пения; еще того более бережется от продолжительной и трудной развязки, почитая, что это дела ума и нужно в трагедии, а не в опере, где надобно более чувства, в продолжение которого что говорит, что делает, то и выражает языком кратким, чистым. — Песни или самые оды для хоров, когда бы пристойность и случай позволили петь их, должны быть ненадуты, просты, сильны, живым наполненные чувством. Самой первой степени поэт, ежели он в слоге своем нечист, тяжел, единообразен, единозвучен, не умеет изгибаться по страстям и облекать их в сердечные чувства, — к сочинению оперы не годится. Не позаимствуют от него ни выразительности, ни приятности лицедей и уставщик музыки. Сочинитель опер непременно должен знать их дарования и применяться к ним или они к нему, дабы во всех частях оперы соблюдена была гармония. — Комической оперист, применяясь к сему, заимствует содержания свои из романов, из общежития; шутит благородно, более мыслями, нежели словами, избегая площадных, а паче перековеркания их по выговору иностранных.
1 У греков были уставные, или узаконенные тоны, как выше явствует: фригический и прочие.
2 Зюльцер в лексиконе о словесных науках под словом "Онера".
3 Светоний, римский историк, в жизни сего императора при случае рассуждения о войне упоминает о сей пословице Августовой.
4 "Ода 16" Ломоносова — "На день восшествия на всероссийский престол государыни императрицы Елисаветы Петровны ноября 25 дня, 1761 года". Эта строфа включена как третий хор в V действие "исторического представления" Екатерины II "Начальное управление Олега". Пьеса была написана и поставлена во время второй русско-турецкой войны (первое представление на Эрмитажном театре — 22 октября 1790 г., на Каменном театре — 25 октября).
5 Плутарх в жизни Александра Великого, который некогда сказал Кассандру: "Ты со временем почувствуешь, ежели угнетен народ". Сей выговор во всю жизнь пребывал в его памяти, так что он по смерти его, увидя в первый раз статую сего монарха, вострепетал от ужасу.
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21
Портрет Г.Р. Державина | Портрет Г.Р. Державина | Портрет Д.А. Державиной |